Я атеист. И твердо убежден: в жизнь Вселенной никогда не вмешивались сторонние силы, способные изменять или нарушать законы ее существования и развития, не подвергаясь ответному влиянию. Пробелы в наших знаниях, позволяющие приписывать какую-то роль сверхъестественному, рано или поздно исчезнут.
Все существующие религии я считаю святотатством. Кражей святынь. За исключением разве что буддизма, в классической версии вовсе не прибегающего к понятию сверхъестественного (многие видят в нем крайнее выражение материализма). Эти религии объявляют нормы общежития, выработанные многотысячелетним опытом человечества, порождением некоего внечеловеческого разума. То есть подменяют разумное поведение слепым подчинением.
Нормы, требующие подчинения, чаще всего разумны. Опыт, отшлифованный жестким (и порою жестоким) естественным отбором, в целом достаточно надежен: правила техники безопасности написаны кровью их нарушителей.
Лауреат Нобелевской премии по экономике Фридрих Август фон Хайек в книге “Пагубная самонадеянность” писал: человечество постоянно испытывает новые варианты общественного устройства – как природа испытывает новые варианты устройства организмов и их сообществ. Те, что устойчивее и жизнеспособнее, размножаются быстрее. Процветание общества – свидетельство эффективности правил, руководящих его жизнью и развитием.
Сложность этих правил зачастую превосходит возможности их постижения. Между тем стабильность жизнеустройства – одно из необходимых условий реализации планов отдельно взятого человека. Рациональных аргументов в пользу необходимости этой стабильности зачастую нет: как показали еще древнегреческие софисты, каждый отдельный элемент структуры общества может быть логически оспорен. Так что во избежание всеобщего отрицания и его последствий, знакомых нам по русскому нигилизму и выросшим из него революционным учениям, приходится укреплять основы, опираясь на некий высший авторитет. Это и есть юридическая, этическая и бытовая стороны религии.
Эволюция религии
Проверенные временем и освященные верой правила тем не менее нужно понимать – чтобы знать, какое из них в каких обстоятельствах применимо. Совать палец в розетку опасно трехлетнему малышу. Но порою необходимо электрику.
Ради эффективности эволюции невозможно останавливаться даже на самом удачном в данный момент варианте. Например, динозавры и прочие крупные пресмыкающиеся, прекрасно приспособленные к жизни на теплой Земле, оказались бессильны перед климатическим изменением, произошедшим скорее всего вследствие прямого попадания в Землю метеорита. Вот и человечеству придется развивать космические и ядерные исследования, даже если сегодня кто-то считает их нерентабельными, а кто-то – противоречащими его суевериям: нам нужно лучше динозавров защититься от превратностей судьбы.
Но если человечество должно развиваться, значит, развиваться должна и религия. (Любопытно, что нынешнее массовое движение в защиту экологии обладает многими чертами религии. Можно в силу некоторых обстоятельств счесть экологистов тоталитарной сектой).
Иисус, проповедовавший новое учение иудеям, вряд ли был бы в восторге от гонителя христиан Савла, ставшего рьяным христианином Павлом и понесшего свет новой веры всем, кроме иудеев. Павел скорее всего не одобрил бы позицию Николая – епископа города Миры восточноримской провинции Ликия, добившегося для новой веры общегосударственного статуса. Николай, несомненно, возмутился бы решением Петра I, заменившего российскую патриархию синодом – административным учреждением, прямо подчиненным императору.
А уж об изменениях собственно вероучения пусть судят те, кто глубже меня погружен в церковную догматику. Я лишь напомню: последние догматы католической ветви христианства – о непогрешимости официальных утверждений папы римского по вопросам веры и о непорочном зачатии самой богоматери – приняты на Ватиканском соборе 1870-го года. То есть через пятнадцать с половиной веков после Никейского собора, утвердившего основы этой религии. Да и в православии нестяжатели спорили с иосифлянами еще в XV веке, а обряд в последний раз существенно изменен в XVII…
Фундаментальная реакция
Путей адаптации религии к внешнему миру мало. Да и сомнительны они с точки зрения самой религии. Если какие-то новшества не соответствуют древним канонам, новшества эти подлежат уничтожению.
Сегодня наиболее заметны исламские фундаменталисты. Но христианские фундаменталисты определили облик мира в несравненно большей степени. Нынешние фундаменталисты, группирующиеся в основном вокруг республиканской партии в США и сходных с нею политических течений других стран, тоже готовы уничтожить все не совпадающее с их убеждениями: вспомним хотя бы гонения на клонирование! Есть фундаменталисты и в иудаизме, причем самые рьяные из них отрицают право Израиля на существование: мол, возродить иудейское царство на Святой земле вправе только машиах – помазанник божий.
А уж индуизм с бессчетным количеством богов, воплощающих всевозможные силы природы и общества, или японская вера синто, видящая божественную сущность в любом предмете*, с европейской точки зрения насквозь фундаменталистичны. Хотя, конечно, не требуют уничтожения конкурирующих религий: политеистам, по большому счету, все равно, скольким богам верить. Например, одной из обязательных стадий пересечения границ и осады городов римская армия считала эвокацию (призыв): местные боги приглашались к переходу на сторону Рима. Им гарантировалось надлежащее почтение со стороны как граждан римской державы, так и прочих действующих в ней богов. Обещалось также соблюдение ритуалов в их честь, за исключением совершенно несовместимых с римской гуманистической традицией. Человеческие жертвоприношения воспрещались, но в порядке компенсации боги могли наблюдать гладиаторские бои.
* В конце XIX века, когда Япония осваивала заморские хозяйственные и культурные достижения, у журналистов сформировался обычай торжественно хоронить номера газет, запрещенные цензурой. Формально у газеты, как у всего сущего, есть ками – душа. Стало быть, если она не выпущена в свет, ее можно считать убитой. Похороны выливались в многотысячные демонстрации, пока правительство не постановило допускать к похоронам лишь ближайших родственников покойника – сотрудников редакций. Дело кончилось отменой цензуры – после чего пресса, естественно, стала куда лояльнее к власти: противостояние само провоцирует накал споров.
К чести Рима следует признать: соглашения с богами, заключенные даже в столь одностороннем порядке, весьма строго соблюдались вплоть до воцарения христианства.
Винтики большой машины
И фундаменталисты, и прогрессисты единодушны в главном: определять порядок жизни общества необходимо на религиозной основе. Люди должны не столько разбираться в причинах возникновения норм и обычаев, сколько подчиняться им. В идеале – слепо.
Слепое подчинение не только делает неизбежные перемены в жизни опасными для глубоко и искренне верующих, но и заставляет человека чувствовать себя бессмысленным инструментом в руках чуждой и непонятной ему силы.
Правда, очень многих подобная роль устраивает.
Так, правоверные иудеи “относятся к переменам намного легче, чем сомневающиеся и светские. Они не считают перемены опасными как раз потому, что видят за ними желание бога сделать – в том числе и их руками – что-то важное и нужное, невозможное без этих перемен и/или того, чему они сами в результате перемен научатся. Поэтому они ощущают себя сотрудниками Большого Босса, имеющими свою долю в Большом Деле. Они могут временами не понимать идей Босса – так на то он и больше и умнее. Но их доля в деле от его действий может только возрастать. Вера работает на то, что эта “фирма” никогда не разорится и продолжит богатеть”.
Увы, я не могу разделить процитированное убеждение моей партнерши по играм “Что? Где? Когда?” и “Брэйн-ринг” Ирины Морозовской. Я никогда не хотел (хотя жизнь иногда заставляла) быть начальником, потому что сам никогда не был хорошим подчиненным. Я ни разу не согласился выполнять работу, если не понимал ее смысл. Уже много лет я – независимый работник: сотрудничаю со многими заказчиками, но только когда их пожелания мне понятны, а позиции приемлемы.
Кому это надо
Впрочем, мои сомнения можно было бы игнорировать, если бы вера была хоть в чем-то необходима. Ради – как выражаются медики – операций по жизненным показаниям можно и пренебречь общепринятыми правилами.
Проблема только в том, есть ли у человечества не просто потребность в вере, а жизненная необходимость ее поддержания. Потребностями – даже самыми насущными – можно и пренебречь. Так, потребность в наркотиках* несомненно присутствует у многих граждан, но общество обычно ее не поощряет. Более того, даже если потребность невозможно отменить вовсе, чаще всего находят разные способы ее удовлетворения, и среди них можно выбрать наименее вредные как для человека, так и для общества в целом.
* Выражение Новалиса “Религия – опиум народа” обычно трактуют как признание наркотической роли веры. Между тем во времена прославленного романтика – как и во времена Маркса, по чьей цитате эту формулу знают у нас, – опиум применялся не как наркотик в современном смысле, а как эффективное и сравнительно недорогое обезболивающее средство. Религия и впрямь помогает при многих психологических проблемах. Скажем, роль исповедников в христианстве изрядно напоминает деятельность современных психоаналитиков.
Потребность в религии далеко не очевидна. По крайней мере лично мне.
Необходимость религии не очевидна тем более. И, насколько я могу судить, нынешние попытки доказать обратное, мягко говоря, неубедительны.
Довод Лапласа
Во Французской Академии наук известный математик и по совместительству полководец Наполеон Бонапарт * поздравил своего коллегу математика и по совместительству астронома Пьера Симона де Лапласа с выходом второго – заключительного – тома “Небесной механики”. Квалифицированно проанализировав и похвалив этот фундаментальный труд, Бонапарт в то же время выразил некоторое удивление: в обоих томах – каждый размером с нынешний Большой Энциклопедический Словарь – не нашлось места даже для единственного упоминания о боге. Ответ Лапласа вошел в историю: “Ваше Величество, в этой гипотезе я не нуждался”.
Правда, Лаплас вовсе не отрицал любую возможность бога. Ему, в частности, принадлежит описание высшей степени детерминизма (так называемый демон**). Раз уж законы ньютоновой механики точны и всеобъемлющи настолько, что Лаплас на их основе смог описать движение небесных тел с точностью, соответствующей всем тогдашним астрономическим наблюдениям, то гипотетический разум, способный одновременно узнать положения, направления и скорости движения всех частиц во Вселенной, смог бы предвычислить все дальнейшие события во всем мире на все времена. А отсюда один шаг до возможности вмешательства во все эти события. Умея точно рассчитать любые последствия перемещения даже единственного атома, можно в нужный момент подтолкнуть этот атом так, чтобы дальнейшая цепочка событий рано или поздно привела к сколь угодно значимым последствиям. В романе Айзека Азимова “Конец Вечности” обширная организация, располагающая возможностями перемещения во времени (а потому именуемая Вечностью), то и дело вычисляет минимальные необходимые воздействия – МНВ – для предотвращения нежелательных путей развития человечества, после чего посылает техников в прошлое для исполнения МНВ. Правда, точность расчетов Вечности далеко не абсолютна. Поэтому для достижения результата приходится перемещать не атом, а, например, коробку с запчастями для личного самолета. А главное – все МНВ имеют одно глобальное последствие: человечество, не испытывая жесткого давления войн, эпидемий и прочих бедствий, в конце концов оказалось под непреодолимым давлением иных цивилизаций. В конце концов один из сотрудников Вечности предпринимает МНВ, необходимое для уничтожения самой этой организации.
* Академиком Наполеон стал, решив нескольких довольно сложных задач. В частности, он предложил простой способ построения квадрата одной линейкой (с двумя засечками) – без циркуля. Задача, на первый взгляд, элементарная, на самом деле касается многих фундаментальных проблем геометрии, а также ее связей с алгеброй. В частности, предложенное Бонапартом решение было существенным шагом к доказательству возможности при помощи только циркуля или только линейки с двумя засечками делать любые построения, выполнимые циркулем и линейкой без засечек. А это, в свою очередь, важно для установления соответствия между построениями циркулем и линейкой и решением уравнений первой и второй степеней.
** В античной традиции демон – не злой дух, как в христианской. Это просто нечто духовное, не имеющее стабильного вещественного воплощения Лапласа.
Квантовая механика доказала: движение достаточно малых частиц принципиально непредсказуемо, причем эта непредсказуемость не связана с воздействиями других частиц, а имеет внутреннюю природу. Поэтому даже полное всеведение текущего состояния всей Вселенной не позволяет предвидеть сколько-нибудь значимое будущее. И предсказать последствия любых событий – в том числе и собственных действий – можно лишь с изрядной погрешностью.
Зато ответ Лапласа Бонапарту и по сей день актуален.
Беседа артиллериста с астрономом, однако, на этом не завершилась. Присутствовавший при ней математик Жозеф Луи Лагранж отметил: “О, это прекрасная гипотеза; она многое объясняет”.
И в этом не был оригинален. Всеобъемлющей божьей волей удобно мотивировать любые события, процессы и закономерности. Ломоносов за десятки лет до Лагранжа ехидно отмечал: легко стать ученым, выучив три слова “бог сие сотворил” и полагая их вместо всех причин.
Но именно в силу такого удобства гипотеза бога непродуктивна. И Лаплас ответил: “Эта гипотеза, Ваше Величество, объясняет и впрямь все, но не позволяет предсказать ничего; в качестве ученого я обязан предоставлять Вам работы, позволяющие предсказывать”.
Практическая сила науки определяется именно ее способностью предвидеть – на основе ранее установленных закономерностей. Младший современник Ломоносова, один из соавторов первой – французской – Энциклопедии Клод Адриан Гельвеций выразил это замечательной формулой: “Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов”.
Конечно, предсказания – далеко не единственное, чего мы ждем от науки. Например, геоцентрическое описание солнечной системы, предложенное Птолемеем, при должном числе эпициклов – взаимосвязанно движущихся кругов – предсказывает движение планет практически так же точно, как и гелиоцентрическая методика, существовавшая еще задолго до Птолемея, а усилиями Ньютона и Эйнштейна сведенная к проявлению некоторых общих законов. Гелиоцентризм надежнее геоцентризма, ибо требует меньшего числа произвольных предположений – вроде характеристик эпициклов. Поэтому от геоцентризма в конце концов отказались даже такие консервативные структуры, как официальные церкви.
Наука и предсказывает конкретные явления, и объясняет законы, эти явления порождающие. Более того, предсказания должны в полной мере следовать из объяснений. Чем меньше законов, чем они обобщеннее, чем проще каждый из них, тем эффективнее наука. В числе ключевых научных принципов следующий: “Объяснимое посредством меньшего не следует выражать посредством большего” (не следует придумывать дополнительные понятия для объяснения того, что можно объяснить простейшим способом). Это – так называемая бритва Оккама.
Но в любом случае правильность предсказаний – неотъемлемое (ибо практическое) требование, выдвигаемое науке. На основе же веры достоверные предсказания даются ничуть не чаще ошибочных. “Бритву” религия числит среди своих несомненных достижений: Оккам был средневековым богословом. Но на каждый столь удачный шаг разума, вдохновленного верой, приходятся тысячи рассуждений вроде подсчета числа ангелов, умещающихся на острие иглы.
Да и сама бритва Оккама – обоюдоострая. Пока мир удается объяснить без помощи религии, она отсекает религию от мира.
Мир постижим
Сама по себе возможность объяснения мира далеко не очевидна.
Человек – всего лишь скромная часть Вселенной. Его сознание ограничено и личным опытом, и объемом мозга, и множеством привычек и предрассудков. Поэтому человек способен непосредственно познать лишь очень небольшую часть Вселенной. И нет никаких очевидных гарантий того, что законы этой части распространяются на всю Вселенную.
Более того, нет и гарантии, что мы верно определим хотя бы эти законы. Наука то и дело пересматривает свои положения. Еще в 1930-е годы математик Курт Гёдель доказал: такой пересмотр время от времени неизбежен. Никакая непротиворечивая система аксиом, достаточно обширная, чтобы включать в себя хотя бы обычную арифметику, не может быть полной. В рамках этой системы неизбежно можно сформулировать утверждения, которые средствами этой системы нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Чтобы разобраться с такими утверждениями, надо вводить дополнительные аксиомы.
Тем не менее наука работает. И довольно успешно. Наши представления о мире достаточны, чтобы не только ориентироваться в нем, но и самостоятельно создавать очень многое, ранее не существовавшее, но успешно действующее в самых сложных и трудно предсказуемых внешних условиях.
Религия без труда объясняет постижимость мира. Всемогущий бог в состоянии вложить достоверные – пусть и не исчерпывающие – сведения обо всех своих творениях в разум одного из них. Он даже может задумать это творение именно как хранилище таких сведений – аналог нынешних флэш-карт, легко подключаемых ко множеству разных устройств.
Но есть и более простое объяснение. Наш мозг – часть Вселенной. Законы, по которым он действует, – часть законов Вселенной. Соответственно прямых противоречий между разумом и остальной Вселенной быть не должно. Постижимость мира – свидетельство единства не замысла, по которому он спроектирован, а законов, по которым он работает.
Более того, это единство косвенно указывает на отсутствие единого конструктора. Любая техническая конструкция изобилует элементами, созданными специально для решения каких-нибудь конкретных задач и не имеющими объяснения вне этих задач. Природные же структуры таких элементов не имеют. Скажем, сколь ни узко специализировано какое-то звено организма, всегда удается проследить его происхождение от исходных форм, имеющих достаточно общее назначение.
Мы не созданы. Мы возникли.
Антропный принцип
Следует отметить: основы Вселенной заложены весьма искусно. Основные величины, определяющие вид всех физических законов (так называемые фундаментальные константы), сбалансированы удивительно тонко. Изменения скорости света или гравитационной постоянной на считанные проценты хватило бы, чтобы получившийся мир оказался не просто странным и неуютным для нас, а вообще непригодным для возникновения разума или даже вовсе не допускающим существование жизни. Во всяком случае, жизни в понятной нам форме. Трудно представить себе, как выглядела бы жизнь в мире, где элементарные частицы не могут слиться в атомы. Могли оказаться невозможными звезды, планеты или даже макроскопические тела.
Удачна и размерность нашего мира. В четырехмерном пространстве невозможны стабильные планетарные орбиты – система, подобная нашей Солнечной, не могла бы просуществовать достаточно долго для развития жизни. В двумерном (плоском) пространстве невозможны орбиты нестабильные: так, атом не может ионизироваться, что сокращает возможности химии и исключает биохимию.
Исследования, указавшие на согласованность характеристик мира, весьма впечатлили научное сообщество. Более того, вскоре было обнаружено несколько новых закономерностей. Это позволило сформулировать новое научное положение – антропный принцип: мир именно таков, что в нем возможен разум.
Кто же создал мир ради разума в нем? Ответ казался очевидным.
Кипящие вселенные
В 1970-х советские физики Давид Киржниц и Андрей Линде показали: квантовые колебания физического вакуума создают в нем энергетический потенциал, достаточный для непрерывного возникновения все новых вселенных.
Развитие этих идей (в основном усилиями Алексея Старобинского и Эраста Глинера) всесторонне объясняет как саму первопричину Большого Взрыва, так и механизм развития процессов в те самые 10–43 секунды, который раньше оставался неясен. Последняя физическая лазейка для бога закрылась.
Заодно стал понятен антропный принцип. В разных вселенных, возникающих из первичного вакуума, фундаментальные константы и прочие физические законы (возможно, даже размерность пространства-времени) могут быть сколь угодно различны. Природа непрерывно опробует всё новые мутации миров – как в нашем мире непрерывно опробует всё новые мутации генов. Рано или поздно накапливаются миры, где возможны и жизнь вообще, и разум в частности. Антропный принцип указывает не на разумность творца, а на безграничное разнообразие миров.
Разумному – достаточно
Предсказать достаточно отдаленные следствия мультиверса еще невозможно. Но одно уже ясно. Как показал Дэвид Дойч в “Структуре реальности”, эволюция, мультиверс с вытекающей из него квантовой механикой, постижимость мира и эффективность математики взаимно объясняют друг друга. Неизбежные пробелы в каждой из этих четырех концепций закрываются привлечением остальных трех. Если принять во внимание все их одновременно, в научной картине мира, похоже, вовсе не остается места для веры.
Конечно, рано или поздно найдутся явления, не вписывающиеся в структуру Дойча. Но нет ни малейших поводов полагать, что для описания этих явлений понадобится прибегать к чему-то, не вписывающемуся в представления о естественном. Разумному человеку всегда будет достаточно внерелигиозных объяснений.
Правда, некоторые из них сами по себе бывают достаточно странными. Например, за пределами этой статьи остался солипсизм – убеждение в том, что существует только сам носитель этого убеждения, а весь остальной мир ему кажется. Некоторые соображения, позволяющие отвергнуть эту крайность, приведены у того же Дойча.
Впрочем, эти технические тонкости не меняют главного. Атеизм зачастую именуют просто неверием в существование бога и на этом основании объявляют верой в его несуществование – то есть всего лишь разновидностью религии. Как видно из всего вышесказанного, атеизм – вера не в большей мере, чем, к примеру, уверенность в собственном существовании.
Со времен Лапласа у человечества не прибавилось причин нуждаться в гипотезе о боге. И, судя по всему, не прибавится.
Лучше разойтись с солнцем
Откуда берутся правила, определяющие нашу жизнь? Делай добрые дела и избегай угрызений совести. Но кто скажет, какие именно дела считать добрыми?
Классический атеизм долго пасовал перед подобными вопросами. Зато для религии тут не было затруднений: бог (или боги, если в данной вере их много) – источник всего мира, в том числе и законов, по которым надлежит действовать людям.
В разные эпохи и в разных странах много было не только самих богов, но и предписанных ими законов. Однако богословы смогли объяснить эту странность сразу несколькими причинами: ложностью некоторых верований (но, разумеется, не тех верований, которых сами те богословы придерживались), и тем, что религии вынуждены были приспосабливаться к узости человеческого мировоззрения в иные эпохи, и многим-многим другим.
Между тем человечество постепенно изучало законы эволюции. Согласно этим законам, разные территориальные, национальные и социальные группы людей непрерывно испытывают на практике все возможные варианты устройства общества и способов поведения внутри него – так же, как природа непрерывно испытывает разные варианты устройства живых существ и их сообществ. Те, кто удачнее устроен внутри и лучше соответствуют внешним условиям, выживают лучше и размножаются интенсивнее, в конце концов вытесняя менее приспособленных. Стабильность процветания общества напрямую зависит от того, насколько удачно это общество выберет себе образ деятельности. Лучшее, на мой взгляд, обоснование этому дал лауреат Нобелевской премии по экономике Фридрих Август фон Хайек в книге “Пагубная самонадеянность”.
Правда, причины эффективности общественного устройства и функционирования даже сегодня – при более полном знании общественных наук и исторических закономерностей – далеко не всегда понятны. В древности сам феномен общества представлялся чудом. И всегда, как и сейчас, хватало желающих нарушить сложившиеся нормы общественного устройства в надежде на личный успех. Чтобы общественный организм выжил в этих сложных условиях и существовал по четко определенным правилам, правила эти приходилось создавать со ссылкой на сверхъестественный авторитет.
Сегодня наука еще не научилась предсказывать пути, по которым пойдет эволюция. Более того, накопились серьезные основания считать точность таких предсказаний принципиально ограниченной. Так, первый, придуманный в 1954-м, язык программирования Фортран (Formula Translation) был довольно примитивен. Более совершенные разработки возникли через пару лет. Но за эти годы ученые, для которых предназначался инструмент, успели написать столько подпрограмм, что переводить их на другие языки было куда менее выгодно, чем продолжать писать на этом. Доселе для любого нового поколения процессоров делают компилятор с Фортран’а. Правда, на персональных компьютерах ими пользуются сравнительно немногие. Зато мощнейшие суперсистемы тратят на исполнение программ, написанных на Фортран’е, порою до 9/10 машинного времени.
В сферах менее динамичных, нежели компьютеры, “коммерческое бессмертие” и подавно случается едва ли не на каждом шагу. Скажем, главный вклад в разработку нынешней российской винтовочной гильзы внес еще в 1889-м конструктор Вельтищев. Гильза создавалась для однозарядной винтовки. На вооружение принята в 1891-м вместе с магазинной винтовкой Мосина (как и большинство оружейников, Мосин заимствовал многие существенные черты своей разработки у параллельно испытывавшейся винтовки Нагана – да и Наган при отладке своей системы многое почерпнул у Мосина). Затем технологию производства гильзы довели до такого совершенства, а патронов с нею наштамповали так много, что под нее доселе разрабатывают новые системы – даже несмотря на то, что существенные особенности ее устройства, оптимальные для однозарядной винтовки рядового пехотинца, крайне затрудняют работу магазинных и ленточных систем подачи, повышение кучности огня и удовлетворение многих других современных требований. А под новое оружие – вроде единого пулемета Калашникова или снайперской винтовки Драгунова – продолжается выпуск патронов.
И конца этому порочному кругу не предвидится.
Но наука по крайней мере обосновала риски, связанные с переустройством общества. Дала новое, не опирающееся на высший сверхъестественный авторитет, объяснение безотчетной массовой тяги к стабильности.
Бог и боги оказались вытеснены из еще одной сферы мысли.
Первопричина
Теперь вернемся к религии. Конечно, религия не сводится к аксиомам. Неоднократные богословские попытки полностью формализовать ее неизменно проваливались. Но все же некоторую – и порою довольно отчетливо сформулированную – аксиоматику религия в себя включает.
В рамках Моисеевой традиции (в нее входят иудаизм, христианство, ислам и несколько мелких течений) среди ключевых аксиом – единственность и всемогущество бога. Важна также аксиома бога как первопричины всего сущего: именно бог по своему плану и усмотрению создал весь мир и управляет им: прямо – через непосредственное вмешательство – или косвенно – с помощью созданных им законов.
В религиях политеистических обстановка сложнее: разные стороны жизни контролируются специализированными богами. В некоторых верованиях боги, создавшие мир, давно отстранены от дел или даже умерли и повседневностью занимаются не “основатели фирмы”, а их наследники или даже наемные служащие. А уж в субъективном идеализме – например, в буддизме – первопричина мира и текущее управление им вовсе не связаны со святым духом.
Но, даже в столь сложных и запутанных системах неизменна ключевая идея, объединяющая любые религии: предположение о силе, внешней по отношению ко всему миру, создавшей его, способной влиять на него, не подвергаясь никакому ответному влиянию. А как устроена эта сила внутри – не так уж важно.
Гипотеза существования такой силы, в частности, объясняет все, чему не удается найти иного объяснения.
Конечно, наука многое почерпнула в богословии. И глобальная ее цель – изучение устройства мира – изначально была вполне религиозна: постижение замысла творца. Но именно поэтому наука вынуждена отказываться от использования аксиомы бога. Слишком велик соблазн, дойдя до предела своих познаний, объявить все лежащее за этим пределом непосредственными результатами неисповедимого промысла божия. Но ссылки на бога не объясняют, как именно бог в каждом конкретном случае поступил, как устроено его творение, в чем состоял его замысел и промысел. Не зря говорят: любой серьезный ученый независимо от своего вероисповедания в свободное от работы время на работе вынужден быть атеистом. Иначе попросту скучно работать.
Но даже если аксиома бога не применяется в науке, интеллектуальная деятельность человечества заметно шире науки. И в этой деятельности аксиома бога – всемогущего и всеобъясняющего – занимает важное место.
Полная + арифметичная = противоречивая
Итак, религия опирается на аксиому, гарантирующую объяснение всего. Существование бога (или богов) отменяет нужду в дальнейших объяснениях – то есть в пополнении аксиоматики. Аксиоматика религии заведомо полна. Значит – по первой теореме Гёделя – противоречива.
Кстати, замечу: атеизм часто называют одной из разновидностей религии. Но он вовсе не претендует на полное объяснение мира, исходя из некоторого наперед заданного набора основных положений*. Качественное отличие атеизма от любой религии в частности, в том, что его система аксиом неполна. И это дает право надеяться на ее непротиворечивость.
* Даже Лаплас – певец всеобъемлющего детерминизма – указал: постичь одновременные положения и скорости всех частиц во Вселенной – и тем самым предречь все дальнейшие события – могло бы только сверхъестественное существо .
Теоремам Гёделя нужна арифметика. До недавнего времени считалось: религия с арифметикой несовместима, ибо нарушает, например, закон тождества. Так, в христианстве бог един и в то же время существует в трех лицах.
Нарушение закона тождества само по себе достаточно для признания религии логически противоречивой. Но как раз Троица тут ни при чем. Создатель систем управления ракетами и космическими аппаратами, исследователь религии (в зрелом возрасте глубоко уверовавший) академик Борис Викторович Раушенбах показал: внутренняя структура Троицы соответствует общеизвестному математическому объекту – вектору в трехмерной системе координат. В зависимости от выбранной системы может показаться больше одна из проекций вектора: кто поклоняется Отцу, кто общается с Сыном, на кого нисходит Дух Святой. Но во всех проявлениях присутствуют все три координаты/ипостаси. Нет никаких противоречий между математикой и догматом Троицы.
Кстати, тот же Раушенбах нашел и другие проявления математики в религии. Так, странная на взгляд современного человека обратная перспектива древних икон не только соответствует некоторым психофизиологическим особенностям восприятия пространства на малых расстояниях, но еще и намекает на то, что картина пишется с точки зрения бога.
Другие видимые противоречия религии с математикой (и физикой) исследованы не столь глубоко. Поэтому я не могу однозначно утверждать, что они также не мешают применять выкладки Гёделя к религии. Но в самих святых писаниях достаточно примеров их согласия с арифметикой. Что и не удивительно.
Религия претендует на описание реального мира, а он сплошь арифметичен.
Так, в главе 24 Второй книги Царств Давид организует перепись подвластного населения. Согласно инструкциям Давида его посланцы последовательно переходят из города в город, подсчитывают тамошних жителей и в конце концов представляют царю суммарный результат (по тому времени довольно внушительный). Очевидно, последовательный подсчет жителей по городам – действие вполне арифметическое.
Сам Давид, получив итог, счел свое деяние грешным. Бог согласился с ним, предложил три кары на выбор и по согласованию с Давидом устроил трехдневную эпидемию на семьдесят тысяч жертв. Уж не потому ли, что всемогущий и всеведущий бог предвидел: применение арифметики позволит в дальнейшем доказать противоречивость самой веры в него?
Не чужд арифметики и Новый Завет. В “Откровении” апостола Иоанна сказано: “Кто имеет ум, сочти число зверя”. Несомненная арифметика с неизбежными аксиомами.
В первоначальных версиях “Апокалипсиса” были два значения числа: 616 и 666. Дело в том, что имя “Нерон” допускает и написание “Неро”. В первом случае сумма числовых значений соответствующих греческих букв дает 666, во втором 616. Иоанн считал именно императора Нерона – рьяного гонителя христиан – Антихристом.
Осознанная необходимость
Полноту религиозного описания мира тоже зачастую оспаривают. Скажем, если человек наделен свободной волей (в Моисеевых религиях свобода воли считается одним из важнейших отличий человека от животных, действующих только в силу необходимости), как однозначно предсказать бытие и развитие?
Тем не менее свобода воли человека вовсе не противоречит детерминизму (полной определенности) мира. Всеведение якобы позволяет богу предвидеть все наши действия, а свобода человека заключается лишь в его способности постигать причины этих действий. Не зря Маркс называл свободу осознанной необходимостью.
Более того: даже если поведение отдельного человека не просто свободно, а произвольно или случайно, – это еще не доказывает произвольность и случайность мира в целом. Каждая микрочастица движется случайным образом, но поведение достаточно большого числа таких частиц предсказуемо по законам квантовой механики с точностью, вполне достаточной для любых разумных нужд.
Каждый человек покупает вещи (при прочих равных условиях), руководствуясь собственными произвольными желаниями. Но экономическая наука неплохо описывает (на достаточно больших промежутках времени) поведение всего мирового хозяйства. И уж по меньшей мере божьему замыслу все это не противоречит.
Бог недоказуем
Неопровержимые доказательства бытия божия люди искали с давних пор.
Но поняли тщетность поисков довольно рано. Господствующей в среде богословов стала позиция, при которой принципиальное отсутствие таких доказательств связано со свободой воли, дарованной богом человеку. Мол, каждый вправе самостоятельно – без прямых божьих указаний – решать, идти ли ему к богу или остаться во тьме.
Философы упорнее богословов. Например, Иммануил Кант раскритиковал и опроверг пять наиболее убедительных и стройных доказательств бытия божия, выдвинутых до него. Но это не помешало ему в свою очередь создать шестое доказательство – увы, в скором времени также опровергнутое.
Математика позволяет взглянуть на дело несколько иначе. Непротиворечивость аксиоматики означает: в ее рамках невозможно вывести пару утверждений, противоречащих друг другу. Гипотеза бога делает любую аксиоматику полной. По первой теореме Гёделя полнота гарантирует противоречивость. Следовательно, гипотезу бога нельзя вывести ни из какой непротиворечив
